Духовность
                                            









  
   
  
Выбрать Нужный путь   и   Главную цель жизни
научит  Слово Божие.      

   Духовность человека по-разному понимается в светском и христианском мире. В первом – она сводится к душевности, нравственности, интеллектуальности, добродетельности, во второй – это понятие выводится за пределы бытия души (психики) в физическом нашем теле. Духовность - причастность человека Духу Святому, мера приближения человека к Богу. Об этом читайте - http://azbyka.ru/,   а также работу профессора А.И.Осипова - Посмертная жизнь души.


ПОСМЕРТНАЯ ЖИЗНЬ ДУШИ                                                                              стрелка     (продолжение)
Профессор А.И. Осипов


О ТЕХ, КТО ЖИВ ИНОЙ ЖИЗНЬЮ

Кто не наблюдал в Пасху, как вереницы людей тянутся на кладбища, на родные могилы? И хотя этот обычай – вместо храма в Светлое Христово Воскресение идти на кладбище – утвердился в советские времена (у православных есть особый дань пасхального поминовения усопших – Радоница), знаменательно, что почему-то и люди не церковные стремятся помянуть своих усопших именно в светлые дни победы над смертью. Им хочется верить, что родные люди остались с ними, что они живы.
Все они, конечно же живы – но живут иной жизнью, не той, которой живём мы с вами сейчас, но той жизнью, к которой мы придем в свой срок, да и все рано или поздно придут. Поэтому вопрос о той – иной – жизни, которая является жизнью вечной и которую мы празднуем, отмечая Пасху – Воскресение Христово, особенно близок для нас, он касается не просто нашего ума, но, может быть, в большей степени касается нашего сердца.
Близко нашему сердцу и хорошее слово, которое звучит в храме, – «усопшие». Слыша его, хочется думать не о конце, а о некоем сне. Как же это слово отлично от той терминологии, которую мы слышим вне церковных стен! И конечно же всегда возникает вопрос: а что там? Нет таких людей, которых бы это не интересовало.
Что происходит с человеком, когда он умирает? Что бывает после отделения души от тела? Конечно, мы имеем некоторые представления и часто даже соблюдаем православные традиции. Принято, например, поминать умерших на 3-й день, на 9-й, на 40-й. Но о том, что именно происходит в эти периоды, у многих, даже церковных, людей представления весьма приблизительные. Слышали мы, что каждый человек проходит по мытарствам. Но что это такое? Ведь наверняка это нечто иное, чем описания, которые мы можем почерпнуть в популярных брошюрах...
А еще более серьезный вопрос: кто спасается? И что значит «спасается»? Спасаются ли одни христиане, только православные? А из православных лишь те, которые жили правильно? То есть спасается только какая-то одна сотая или тысячная доля процента человечества, а все прочие люди погибают? А какой мучительный, самой жизнью поставленный вопрос: спасутся ли или погибнут навечно все те, кто по каким-либо причинам (например, по историческим, психологическим, каким-то другим) не смог принять христианство? А вот еще один вопрос, который возникает, когда мы прикасаемся к теме посмертного состояния души: что такое геенна и вечные муки? Они действительно вечные, в смысле – бесконечные? Как сочетать: с одной стороны – предвидение и любовь Божию, которая превосходит всякое человеческое разумение, а с другой – наличие вечных мук?
Вот какие интересные стороны, оказывается, у очень простого на первый взгляд факта поминовения усопших. На самом деле тема жизни души после смерти глубоко таинственна и неисчерпаема. Мы коснемся здесь лишь некоторых, отмеченных выше ее аспектов, которые, по-видимому, небезынтересны для очень многих.


ЕШЬ, ПЕЙ, ВЕСЕЛИСЬ, ДУША МОЯ!

Вероятно, многие помнят евангельскую притчу о человеке, у которого удался необычайно богатый урожай. По-видимому, он и до того жил неплохо, но на сей раз, ввиду особого изобилия урожая, стал рассуждать, что ему делать с таким богатством. И решил – ни больше ни меньше – как сломать свои старые житницы, построить новые и после этого зажить как следует. Ешь, мол, пей, веселись, душа моя !
Очень красноречиво сказано! Действительно, о чем только и мечтает человек в течение всей земной истории? О том, как бы дожить до такого состояния, когда можно будет сказать своей душе: ешь, пей, веселись, всего у тебя полно!
Но чем завершаются эти мечты богача? С ним происходит то, о чем он (как можно сказать, и все мы) не думал и думать не хотел. Бог произносит суд о нем: «Безумный! В сию ночь душу твою возьмут у тебя» (Лк. 12; 19). Не просто сказано: ты умрешь (и это было бы страшно), но – возьмут (по-церковнославянски выражено точнее: «истяжут») душу твою. И дело даже не в том кратком промежутке времени («в сию ночь»), который отделил мысли и мечты этого богача от момента, когда душу истягнули из его тела. Этот момент для нас может быть измерен каким-то более или менее долгим промежутком времени: часами, днями, месяцами, годами. Но на самом деле все это – миг. Ведь каждый из нас прекрасно осознает, что его предшествующая жизнь прошла как сон – не важно, сколько ему сейчас лет – 20, 40, 60, 90. Время – это какая-то удивительная, странная, я бы сказал, вещь: кажется, и есть оно – и в то же время нет его. Недаром еще древние греческие мудрецы говорили: настоящего нет, так как оно моментально проходит, прошедшего не существует, поскольку оно уже прошло, будущего нет – поскольку оно еще не наступило. А что же есть, что наступит для нас за мигом земной жизни?
Увы, приговор евангельскому богачу: «истяжут душу твою» – произносится над всеми теми, кто смысл своей жизни видит только в одном: ешь, пей, веселись, душа моя.
Но смысл жизни может и другим быть. Тогда, по-видимому, и смерть будет носить иной характер. Но что такое смерть? Этот вопрос неотвратимо приходит к каждому человеку. Особенно, когда уже сам возраст напоминает об этом. Но, очень часто он встает и в молодости.
Из-за невозможности найти на него ответ нередко возникают трагедии. Сейчас очень много случаев, когда люди кончают жизнь самоубийством – именно из-за кажущейся им бессмысленности жизни. Причем самоубийства охватывают все возрасты, начиная с самого юного – среди самоубийц есть даже дети 10, 11, 12 дет, а порой и того меньше. Это поразительное явление сейчас наблюдается и в России, и за рубежом. Например, в Соединенных Штатах около 1,5 процента всех смертей – самоубийства.


ПОНИМАНИЕ СМЕРТИ У ДРЕВНИХ НАРОДОВ

Так что же такое – смерть? Все народы об этом задумывались. Все религии об этом говорят. Конечно, каждая по-своему.
Если обратимся к истории дохристианского религиозного сознания, то увидим множество различных вариантов описаний смерти. Но надо сразу сказать – то учение, которое по этому вопросу имеется в христианстве, никогда и нигде не встречалось прежде – ни в религиозно-философских построениях, ни в религиозном сознании.
Что же говорили о смерти наши далекие предки?
Особенно интересны представления египетской религии. Уже в египетской «Книге мертвых» (ее название буквально переводят как «приход из дня»), которая была написана около 2000 года до нашей эры, мы находим много размышлений, молитвенных возношений богам о том, какой будет видеть себя душа там, что с ней станет. Душа взывает к богам, взывает к духам – взывает с тем, чтобы не оказаться в таком положении, когда она может подвергнуться каким-то тяжелым ударам, страданиям, бичеваниям, то есть оказаться в состоянии еще худшем, чем сама смерть. Ибо вот какой страшный приговор объявляет бог Гор осужденным: «Грозные мечи покарают ваши тела, ваши души будут истреблены, ваши тени – истоптаны, а ваши головы – изрублены. Не восстанете! Будете ходить на голове! Не подниметесь, ибо попали в свои ямы! Не убежите, не уйдете! Против вас – огонь змея, "Того – Который – Сжигает – Миллионы"! <...> Они <богини с ножами> зарежут вас, расправятся с вами! Никогда не увидят вас те, кто живет на земле!» Но, согласно этой книге, душа может и спастись и стать как бы божеством .
Нечто подобное мы видим и в тибетской «Книге мертвых», которая, правда, имеет значительно более позднее происхождение – она была записана где-то около VIII века нашей эры. Здесь мы видим другие мотивы, которые навеяны буддистским, а вернее сказать, брахманистским индуистским учением. Смерть рассматривается здесь как ступень в эволюции или, напротив, деградации души, выражающихся в соответствующей форме перевоплощения. По одному из буддистских сказаний, Будда перевоплощался 215 раз и кем только не был (кроме, правда, женщины), прежде чем наконец стать озаренным. Здесь тоже присутствует идея, если хотите, своеобразного спасения от смерти – однако не просто мифологическая, как в «Книге мертвых» Египта, – но глубоко обманчивая для человеческой психологии, откладывающая, как правило, на завтра все то, что трудно и не хочется делать сегодня. Духовно-нравственное совершенствование – это подвиг борьбы с собой. А, как известно,
«Бой с самим собой –
Есть самый трудный бой.
Победа из побед –
Победа над собой». (Ф. Логау.)
Идея же перевоплощений подсознательно ориентирует человека на «бой с самим собой» в неопределенном будущем, особенно если здесь неплохо живется. При этом сама цепь перевоплощений фактически не имеет конца – это бесконечное число смертей и рождений. И хотя по тибетским представлениям некоторые могут достичь состояния так называемой мокши (освобождения), когда остановится процесс перевоплощений, но очень немногие люди, по учению тибетской «Книги мертвых», достигают конечной цели. По крайней мере, таких счастливчиков, как Будда, который «всего» 215 раз перевоплощался, единицы. Удел же большинства, повторяю, бесконечность непрекращающихся перевоплощений.
Идею перевоплощений, почти без изменений, взяла и теософия.
Однако эта идея не имеет под собой никаких серьезных оснований.
Во-первых. Если бы имело место перевоплощение, то у каждого человека была бы какая-то память о предыдущих состояниях. В противном случае обессмысливается основной аргумент данной теории о необходимости многократных воплощений личности с целью полного ее очищения от грехов. Локк, английский философ XVIII века, справедливо заметил, что если нет памяти о прежнем воплощении, то нет и тождества личности, нет, следовательно, и перевоплощения, а есть простое рождение нового Я.
Во-вторых. Нет фактов, подтверждающих эту идею. Приводимые же исключительные случаи так называемых «воспоминаний» о предшествующих воплощениях имеют совсем иную природу. Это:
или внушение, которому особенно легко поддаются люди так называемого медиумического склада (прежде всего дети, женщины);
или непроизвольное самовнушение;
или телепатические воздействия (см., напр.: архиеп. Лука. «Дух, душа и тело»);
или психические заболевания;
или прямые бесовские воздействия, беснования;
или проявление так называемой генетической памяти, которая может при некоторых условиях воспроизводить в сознании впечатления и переживания предков, воспринимаемые человеком как свои собственные.
Любопытные факты встречаем мы и в представлениях, например, греческой мифологии, в греческой религии. Древние греки понимали посмертное состояние человека или как некую призрачность, нереальность, или как состояние неизмеримо худшее, нежели любая земная жизнь. Так, у Гомера в «Одиссее», например, есть весьма красноречивые характеристики состояния человека в царстве Аида. Вот как Ахиллес «богоравный» жалуется Одиссею:
«О, Одиссей, утешения в смерти мне дать не надейся;
Лучше б хотел я – живой, как поденщик, работая в поле,
Службой у бедного пахаря хлеб добывать свой насущный,
Нежели здесь над бездушными царствовать, мертвый».
Еще более интересно посмертное состояние Геракла – этого великого героя древнегреческой мифологии. Сам он находится на Олимпе, на пиру у богов, и в то же время его дрожащая тень с напряженным луком в руках пребывает в Аиде. Одновременно на двух полюсах! Для отца Павла Флоренского эта совершенно необычная мысль Гомера явилась одним из элементов в его оригинальной эсхатологической концепции.
О чем говорят эти удивительные фантазии? С одной стороны, о том, что древние греки глубоко чувствовали реальность того мира и неуничтожимость души человеческой, верили, что есть оно, это посмертное состояние. С другой – совершенно не зная, какое оно, строили всевозможные догадки, предположения, создавали, как видим, красочные мифы в попытках осмыслений этой проблемы. И, нужно отдать должное, некоторые из них не просто очень интересны, но и смогли глубоко выразить идею посмертного воздаяния. Достаточно вспомнить мурей Тантала, Сизифов камень, бочки Данаид и т.д.
Ту же самую картину можно видеть и во всех других дохристианских религиях. С одной стороны, интуитивное чувство бессмертия и отдельные факты, подтверждающие его (явления умерших, их точные предсказания и предупреждения и т.д.), с другой – полный туман в представлениях о том мире. И так – на протяжении всей истории человечества.
Даже если мы обратимся к такой книге, как Ветхий Завет, то и здесь найдем нечто подобное. До книг пророческих в нем находим утверждения, что человек, вернее, душа его засыпает после смерти, а то и умирает. То есть весь человек, а не только тело, обращается в прах после смерти! И только пророки, особенно великие пророки, начинают говорить о том, что душа по смерти не исчезает, не умирает и даже не засыпает, но испытывает страдания или, радость в зависимости от земной жизни человека;, пророки говорят даже о всеобщем воскресении . Это наибольшее, что было открыто дохристианскому человечеству.
Но все народы и все религии, хотя и по-разному, говорят о посмертном состоянии человека. Мысль о полном уничтожении личности со смертью тела встречается очень редко.


А ЧТО ОБЩЕЕ?

Но есть и нечто общее, что роднит искания людей всех времен и взглядов. Это непреодолимая психологическая трудность поверить в то, что нет жизни после смерти. Человек не животное! Жизнь есть! И это не просто предположение или ни на чем не основанная вера. Есть огромное количество фактов, которые свидетельствуют о том, что, оказывается, жизнь личности продолжается и за порогом земного бытия. Поразительные свидетельства мы находим повсюду, где только остались литературные источники. И для всех них по крайней мере один факт был неоспорим: личность после смерти живет. Личность неуничтожима!
Замечательна в этом отношении книга, изданная у нас в России незадолго до революции, в 1910 году. Она, я бы сказал, не оставляет никаких сомнений в реальности того, что там сообщается; Автор ее К. Икскуль описывает то, что происходило с ним самим. И названа она по особенному – «Невероятное для многих, но истинное происшествие». Главное в ней – простое описание того, что происходит в пограничной ситуации, которую мы называем – между жизнью и смертью. Икскуль, описывая момент своей клинической смерти, рассказал, что сначала он испытывал тяжесть, какое-то давление, а потом вдруг ощутил свободу. Но, увидев отдельно от себя свое тело и начиная догадываться, что это его тело мертво, он не потерял осознания себя как личности. «В наших понятиях со словом "смерть" неразлучно связано представление о каком-то уничтожении, прекращении жизни, как же мог я думать, что умер, когда я ни на одну минуту не терял самосознания, когда я чувствовал себя таким же живым, все слышащим, видящим, сознающим, способным двигаться, думать, говорить?»
В других случаях происходят иногда вещи и крайне тяжелые для души. Один из реанимированных (лучше сказать, даже не реанимированных – этот человек без врачебной помощи вышел из состояния клинической смерти) рассказывал, что он слышал и видел, как родственники, едва остановилось его сердце, начали спорить, ссориться, ругаться из-за наследства. На самого покойника никто не обращал никакого внимания, даже не говорил о нем – он, оказывается, уже никому был не нужен (словно усопший – вещь, достойная только того, чтобы ее выбросить за ненадобностью), все внимание было обращено на деньги и вещи. Можете себе представить, какова же была «радость» всех тех, которые уже поделили его немалое наследство, когда этот человек вернулся к жизни. И каково ему самому было теперь общаться со своими «любящими» родственниками.
Но не в этом суть дела. Важно то, что во всех случаях сознание умершего не прекращалось! Прекращаются функции тела. А сознание, оказывается, не только не умирает, но, напротив, приобретает особую отчетливость и ясность.
О подобном посмертном состоянии говорит множество фактов. Сейчас вышло очень много литературы, касающейся этого вопроса. Например, книга доктора Моуди «Жизнь после жизни». В Америке она вышла огромным тиражом – 2 миллиона экземпляров были проданы буквально в первый же год или два. С такой скоростью мало какие книги расходятся. Это была своего рода сенсация, книгу восприняли как откровение. Хотя подобных фактов всегда было достаточно, но их просто не знали и не замечали. К ним относились как к галлюцинациям, к проявлениям психической ненормальности человека. Здесь же врач, специалист, окруженный коллегами, говорит о фактах, и только фактах как таковых. К тому же он человек, в общем-то, довольно далекий от религиозных взглядов.
Анри Бергсон – известный французский философ конца XIX века – говорил, что мозг человека напоминает чем-то телефонную станцию, которая не вырабатывает информацию, а только ее передает. Информация приходит откуда-то и передается куда-то. Мозг является только передаточным механизмом, а не источником сознания человека. Сегодня огромнейшая совокупность научно достоверных фактов полностью подтверждает эту мысль Бергсона.


«Я В АДУ!..»

Взять хотя бы интересную книгу Морица Роолингза «За порогом смерти» (Санкт-Петербург, 1994). Это известный врач-кардиолог, профессор университета в Теннесси, который сам, лично много раз возвращал к жизни людей, находившихся в состоянии клинической смерти. Книга изобилует огромным количеством фактов. Интересно, что сам Роолингз прежде был человеком, равнодушным к религии, но после одного случая в 1977 году (именно с него начинается эта книга) он совершенно иначе стал смотреть на проблему человека, души, смерти, вечной жизни и Бога. То, что описывает этот медик, действительно заставляет задуматься всерьез.
Роолингз рассказывает, как он начал реанимацию пациента, находившегося в состоянии клинической смерти, – с помощью обычных в таких случаях механических действий, то есть путем массажа пытался заставить работать его сердце. Таких случаев за всю его практику у него было много. Но с чем он столкнулся на этот раз? Причем столкнулся, как он говорит, впервые. Его пациент, как только к нему на несколько мгновений возвращалось сознание, умолял: «Доктор, не останавливайтесь! Не переставайте!» Врач спросил, что его пугает. «Вы не понимаете? Я в аду! Когда Вы перестаете делать массаж, я оказываюсь в аду! Не давайте мне туда возвращаться!» – последовал ответ. И так повторялось несколько раз. При этом лицо его выражало панический ужас, он дрожал и обливался потом от страха.
Роолингз пишет, что сам он человек сильный и в его практике неоднократно случалось, когда он, так сказать, усердно работая, иногда даже ломал ребра пациенту. Поэтому тот, приходя в себя, обычно умолял: «Доктор, прекратите терзать мою грудь! Мне больно! Доктор, прекратите!» Здесь же врач услышал нечто совершенно необычное: «Не останавливайтесь! Я в аду!» Роолингз пишет, что когда этот человек наконец окончательно пришел в себя, то рассказал ему, какие жуткие страдания перенес он там. Больной был готов перенести здесь, на земле, все что угодно, только бы опять не вернуться туда. Там был ад! Потом уже, когда кардиолог занялся серьезным исследованием происходящего с реанимированными, стал расспрашивать об этом своих коллег, то оказалось, что таких случаев в медицинской практике немало. С тех пор он стал вести записи рассказов реанимированных пациентов. Не все открывали себя. Но тех, которые были откровенны, было более чем достаточно, чтобы убедиться, что смерть означает только гибель тела, но не личности.
В этой своей книге Роолингз, в частности, сообщает, что примерно половина людей, возвращающихся к жизни, говорят, что там, где они только что побывали, очень хорошо, даже прекрасно, им не хочется оттуда возвращаться – они возвращались обычно неохотно и даже со скорбью. Но примерно такое же количество реанимированных рассказывают, что там ужасно, что они видели там огненные озера, страшных чудовищ, испытывали невероятные, тяжелейшие переживания и мучения. И, как пишет Роолингз, «число случаев знакомства с адом быстро увеличивается».
В этом последнем случае люди переживают страх и шок. «Я помню, как мне не хватало воздуха, – рассказал один пациент. – Затем я отделился от тела и вошел в мрачную комнату. В одном из окон я увидел уродливую морду гиганта, вокруг которого суетились бесенята. Он сделал мне знак подойти. Снаружи была тьма, но я различал стонущих людей вокруг. Мы двигались сквозь пещеру. Я плакал. Затем гигант отпустил меня. Доктор думал, что мне привиделось такое из-за наркотиков, но я никогда не употреблял их» .
Или вот другое свидетельство: «Я очень быстро несся по туннелю. Мрачные звуки, запах гниения, полулюди, говорящие на незнакомом языке. Ни проблеска света. Я крикнул: "Спасите меня!" Появилась фигура в блестящем одеянии, я почувствовал в ее взгляде: "Живи иначе!"»
Но особенно любопытны факты, касающиеся спасенных самоубийц. Практически все они, говорит доктор Роолингз (он исключений не знает), переживали там тяжкие муки. Причем эти муки были связаны как с психическими, душевными, так и со зрительными переживаниями. Это были тяжелейшие страдания. Перед несчастными представали чудовища, от одного вида которых душа содрогалась, и некуда было деться, нельзя было закрыть глаза, нельзя закрыть уши. Выхода из этого ужасного состояния там не было!
Когда одну отравившуюся девушку вернули к жизни, она умоляла: «Мама, помоги, отгони их! Эти демоны в аду не отпускают, я не в силах вернуться, это ужасно!»
Роолингз приводит также и другой очень важный факт: большинство его пациентов, переживших духовные муки в клинической смерти (по крайней мере многие из тех, которые поделились такими переживаниями), решительно меняли свою нравственную жизнь. Некоторые, говорит он, не решались ничего рассказывать, но, хотя они и молчали, по их последующей жизни можно было понять, что они пережили что-то ужасное.


КАКОЕ ТЕЛО БЫЛО У ЧЕЛОВЕКА ДО ГРЕХОПАДЕНИЯ?

Сейчас ввиду колоссального количества фактов, накопившихся в медицинской науке (не устных рассказов, сродни наездному фольклору, а полностью достоверных фактов), можно сделать вывод: то, о чем религия, особенно христианство, говорила всегда, является бесспорной истиной. Оказывается, человек – это не только тело, не просто элементарная психика и нервы, но прежде всего душа, которая есть некая бессмертная субстанция, самосознающая, неуничтожимая личность. При этом душа имеет две формы существования, Первая, привычная и очевидная для нас, – в теле. Именно душа с телом и называется человек. И другая форма – это ее посмертное существование без тела, вне тела. Христианство приоткрывает завесу тайны этого ее бытия.
Но сначала о теле как о доме души. Что говорит христианство? Святоотеческое учение совершенно однозначно утверждает, что человек до грехопадения, до нашего нынешнего состояния обладал телом духовным – подчеркиваю: телом материальным, но духовным! Для нас это звучит парадоксально. Но отчасти понять этот парадокс можно, исходя из факта Воскресения Христа.
Помните, как Христос проходил закрытыми дверями, появлялся неожиданно для всех, преломлял хлеб, тут же исчезал. И в то же время говорил ученикам: «Посмотрите на руки Мои и на ноги Мои; это Я Сам; осяжите Меня и рассмотрите; ибо дух плоти и костей не имеет, как видите у Меня» (Лк. 24; 39). И это говорил Он, неожиданно появившийся в комнате, двери которой были наглухо закрыты «страха ради иудейска» (Ин. 20; 19)! Ведь никто Ему дверей не открывал. Что пережил апостол Фома, услышав: «Подай перст свой сюда и посмотри руки Мои; подай руку твою и вложи в ребра Мои» (Ин. 19; 27). Ответ апостола Фомы поразителен: «Господь мой и Бог мой!» (Ин. 20; 27-28). В Риме и сейчас показывают палец апостола Фомы, которым он коснулся нетленного ребра Христова. Правда, я не очень в это верю – уж извините меня за это. Но дело не в том, прикоснулся ли апостол Фома ко Христу и этим ли пальцем, – важно другое: Фома, как и все мы, соприкоснулся с реальностью, выходящей за границы нашего привычного опыта и потому с таким трудом принимаемой нашим так называемым здравым смыслом. Еще бы, с одной стороны, это реальные плоть и кровь, и кости, с другой – они обладают поразительными свойствами прохождения через такие же реальные материальные объекты без каких-либо затруднений!
Можно строить разные гипотезы по этому поводу. Скажу только одно. Наши знания в этой сфере настолько ничтожны, что нам трудно построить надлежащую теорию. Не исключено, что тело, которое стало духовным, приобретает способность пребывания в ином пространстве, через которое оно может беспрепятственно для себя оказаться в любой точке нашего четырехмерного пространства–времени.
Но знаю, что еще немного – и мы все скоро это увидим и поймем. Сейчас же понять это действительно невозможно. Но апостол Павел прямо пишет. «Так и при воскресении мертвых: сеется в тлении, восстает в нетлении… сеется тело душевное, восстает тело духовное. Есть тело душевное, есть тело и духовное… Ибо тленному сему надлежит облечься в нетление, и смертному сему облечься в бессмертие» (1 Кор. 15; 42, 44, 53). Апостол пишет о будущем духовном состоянии тела, но оно таковым было и до грехопадения.
Также и Святые Отцы учат, что первозданный человек имел духовное тело, которое обладало необычными для нас свойствами – теми, которые мы видим в воскресшем Христе. Святой Ефрем Сирин, например, писал: «Туда и сюда носятся пред праведниками ветры в раю; один навевает им пищу, другой изливает питие... Духовно питают там ветры живущих духовно... Для духовных существ и пища духовна» . «Райское благоухание насыщает без хлеба; дыхание жизни служит питием... Тела, заключающие в себе кровь и влагу, достигают там чистоты одинаковой с самою душою... Там плоти возвышаются до степени душ, душа возносится на степень духа...» «Ибо до преступления Адамова не было ни печали, ни боязни, ни утомления, ни глада, ни смерти» .


ПОСЛЕДСТВИЯ ПРАРОДИТЕЛЬСКОГО ГРЕХА

Грехопадение первых людей, их отступление от Бога, привело к тому, что наша плоть – тело и душа – стали, по выражению Отцов, дебелыми, облеклись в «одежды кожаные» (Быт. 3; 21), в результате чего в природе человека последовали три изменения онтологического характера. В православном богословии они часто именуются первородным грехом. Какие именно? Их ясно называет преп. Максим Исповедник, говоря о Боговоплощении, он пишет: «Господь же, взяв на Себя это осуждение за мой добровольный грех, я имею в виду – взяв страстность, тленность и смертность [человеческого] естества... » Эти три свойства стали неотъемлемыми в природе человеческой, с ними рождаются все люди.
Что такое тленность? Посмотрите на ребенка и человека преклонных лет. Вот что делает тленность!
Какая страстность? Духовное тело было абсолютно независимо ни от чего внешнего. Оно не могло страдать: как нельзя, ударив воздух палкой, причинить ему боль, таким же неуязвимым» бесстрастным было и тело человеческое. Также не были свойственны человеку и какие-либо душевные переживания и волнения. Дебелая же плоть страдает как телом, так и душой. (Славянское слово «страсть» означает, в частности, страдание – отсюда «страсти Христовы»). Преподобный Иоанн Дамаскин писал: «Естественные же и беспорочные страсти суть не находящиеся в нашей власти, которые вошли в человеческую жизнь вследствие осуждения, происшедшего из-за преступления, как, например, голод, жажда, утомление, труд, слеза, тление, уклонение от смерти, боязнь, предсмертная мука, от которой происходят пот, капли крови... и подобное, что по природе присуще всем людям» .
И, наконец, тело человека стало смертным.
Вот три свойства, которые возникли в нашей природе как следствие грехопадения прародителей. Это и называется «первородным грехом». Хотя слово «грех» употребляется здесь в переносном смысле и свидетельствует о болезненном состоянии человеческой природы, но не означает какой-либо нашей личной виновности. Мы виновны за свои личные грехи и ту греховную страстность, которая возникает в нас за невоздержание наше. Святитель Григорий Нисский так объясняет возникновение греховных страстей в человеке: «А раб удовольствий необходимые потребности делает путями страстей: вместо пищи ищет наслаждений чрева; одежде предпочитает украшения; полезному устройству жилищ – их многоценностъ; вместо чадорождения обращает взор к беззаконным и запрещенным удовольствиям. Потому-то и широкими вратами вошли в человеческую жизнь и любостяжание, и изнеженность, и гордость, и суетность, и разного рода распутство» .
Кроме того, родители и предки наделяют своих потомков не только болезнями телесными и психическими, но и духовными. Эту передачу греховной страстности потомкам можно назвать родовым грехом. Все люди рождаются с ним, хотя проявляется он в самых разнообразных формах.
Смертность, тленность и страстность как свойства падшей человеческой природы – это нарост. Смерть является тем актом в жизни человека, когда этот нарост сбрасывается, чтобы затем душа могла получить новое тело – чистое и здравое. Христианство учит о будущем всеобщем воскресении, которое избавит человека от дебелости его природы благодаря Воскресению Христову.
Тот же Максим Исповедник говорит: «Непреложность произволения во Христе вновь вернула этому естеству через Воскресение бесстрастность, нетленность и бессмертие» . Это уже можно видеть на Божией Матери, которая, пройдя через врата смерти, в новом, духовном теле была взята на Небо.
Отсюда становится более понятным многое в церковном учении о смерти, посмертном состоянии человека, мытарствах и окончательном будущем его состоянии.
Должно при этом сразу сказать, что и в католичестве, и в протестантизме по этим вопросам немало отклонений, причем некоторые из них принципиального характера.




ГДЕ ПРЕБЫВАЕТ ДУША В ПЕРВОЕ ВРЕМЯ ПОСЛЕ СМЕРТИ ТЕЛА

Что об этом говорит Православная Церковь?
Соприкосновение человека с тем миром нередко начинается уже перед смертью. Об этом свидетельствуют многочисленные факты.
Апостол Павел, например, был восхищен до третьего неба (2 Кор. 12; 2-4). Где же он был? В вечности. А затем опять вернулся во временность. Там нет времени, там – Вечность. И это не бесконечность времени, а совсем другая реальность. Не правда ли, интересно? Оказывается, из временности можно попасть в Вечность, и из Вечности можно вернуться во временность. Вечность – это нечто совсем другое.
Но что рассказал апостол Павел, когда вернулся из Вечности? По-славянски это звучит очень выразительно: он слышал «неизреченны глаголы, ихже не леть есть человеку глаголати» (2 Кор. 12; 2, 4) – то есть он слышал слова, которые другому человеку невозможно передать. Язык там совсем другой. Как и здесь, если бы кто-нибудь заговорил сейчас, например, на древне-эфиопском языке, окружающие, конечно, ничего бы не поняли...
В первые два-три дня после своей кончины человек, вернее, его душа пребывает в условиях «земного притяжения» – около близких, родных, друзей... Будучи уже там в вечности, она еще не сразу отрывается от земной пространственно-временной четырехмерности.
Потому в эти дни (хотя, повторяю, наше земное время нельзя точно соотнести с той категорией, которую мы называем Вечностью), прежде чем вступить в иной мир, душа находится близ тела, там, где она хочет... И если человек был окружен родными, любимыми людьми – она пребывает с ними, она пытается как-то общаться с ними, но, увы, не видит никакой реакции, не получает никакого ответа, общение уже невозможно.
Все посмертные рассказы людей, которые были реанимированы, говорят о смятении человека, лишенного обратной связи с привычным ему миром.
Тот же М.Икскуль в книге «Невероятное для многих, но истинное происшествие» рассказывает о своем удивлении, когда он, оказавшись посреди комнаты и увидев группу медиков, заглянул через их плечи – туда, куда глядели все они: «Там на койке лежал я... <... > Я... позвал доктора, но атмосфера, в которой я находился, оказывалась совсем непригодной для меня; она не воспринимала и не передавала звуков моего голоса, и я понял свою полную разобщенность со всем окружающим, свое странное одиночество, и панический страх охватил меня... я всячески пробовал и старался заявить о себе, но попытки эти приводили меня лишь в полное отчаяние. «Неужели же они не видят меня?» – с отчаянием думал я и, снова и снова, приближался к стоящей над моей койкой группе лиц, но никто из них не оглядывался, не обращал на меня внимания, и я с недоумением осматривал себя, не понимая, как могут они не видеть меня, когда я такой же, как был. Но делал попытку осязать себя, и рука моя снова рассекала лишь воздух» .
То же самое говорят все, кто был возвращен к жизни.


ЧТО МОГУТ УСОПШИЕ СООБЩИТЬ ЖИВЫМ

Часто задают вопрос: могут ли прийти к нам души умерших? И это не просто любопытство. Известно немало фактов, когда живой человек начинает, например, видеть умершего, или же усопший является во сне какому-то очень близкому человеку. При этом усопший может появиться вполне зримо, практически наяву, постучать в окошко или таким-то иным образом возвестить о себе. Литературы об этом очень много. Но мне хотелось бы особо отметить две работы советского ученого, в которых он с риском для себя (60-е годы!) рассказывает о вполне достоверных с научной точки зрения и в то же время поразительных явлениях. Если кого-то заинтересуют эти книги, назову их:
Васильев А. Внушение на расстоянии. М. 1962.
Васильев А. Таинственные явления человеческой психики. М. 1964.
Знаменательный случай, произошедший в XIX веке, описывает, если не ошибаюсь, профессор Гарвардского университета Вильям Джемс (в современной транскрипций – Джеймс) в своей очень интересной книге «Многообразие религиозного опыта» (М. 1910). Женщина, находившаяся в Англии, неожиданно видит свою дочь (та в это время была в Австралии) – как она едет в карете по берегу моря. И вдруг, к ужасу матери, перед ее глазами разворачивается такая картина: у кареты ломается колесо, она переворачивается и вместе с лошадьми падает прямо в море. Дочь этой женщины гибнет. Через две или три недели в Англию, к матери этой девушки, действительно поступает сообщение с точным описанием того, что она видела.
Но такие видения телепатического характера – редкое явление. И в описании их, как правило, отсутствуют христианские оценки, а они в высшей степени важны для всех нас. Святые Отцы строго предупреждают, чтобы не только не искать контактов с тем миром, но и всячески избегать их, не доверять никакой информации, получаемой во сне и тем более в явлениях мистического характера.
Иногда, как в приведенном случае, увиденное во сне или даже наяву действительно сбывается. И опасность таких «сбылось» состоит в том, что человек привыкает к ним и начинает доверять сновидениям и прочему – а потом демоны ему такое представят, что он в петлю полезет. Опасная это вещь. Если надо, Господь найдет средство подсказать человеку.
Сейчас на Западе идет какое-то повальное увлечение мистикой. Все жаждут информации оттуда. По результатам некоторых опросов, 42 процента американцев, например, имели контакт, как они считают, с «умершими», 2/3 американцев имели опыт экстрасенсорных восприятий – это же настоящее сумасшествие, большая беда. Люди не знают и не понимают, что такая информация может исходить только от духа лжи, от дьявола. Не умершие разговаривают с вызывающими их, со спиритами, а бесы в облике усопших. Поэтому православным нужно быть особенно осторожными в этом отношении. Святые отказывались от видений. Преподобный Григорий Синаит (XIV в.), например, предупреждал: «Никогда не принимай, если что увидишь чувственное или духовное, вне или внутри, хотя бы то был образ Христа, или Ангела, или святого какого... Приемлющий то.. легко прельщается... Бог не негодует на того, кто тщательно внимает себе, если он из опасения прельщения не примет того, что от Него есть... но паче похваляет его, как мудрого» .
Так поступали святые! А уж нам, грешным, тем более нужно быть осторожными…
А что же происходит с душой через три дня после смерти?
Дальше начинается то, о чем вне христианства мы не находим фактически ничего, кроме фантазий.


«ЗЕМНЫЕ ВЕЩИ ПРИНИМАЙ ЗДЕСЬ
ЗА САМОЕ СЛАБОЕ ИЗОБРАЖЕНИЕ НЕБЕСНЫХ»

Речь идет о мытарствах. В XIX веке митрополит Московский Макарий, говоря о состоянии души после смерти, писал: «Должно, однако, заметить, что, как вообще в изображении предметов мира духовного для нас, облеченных плотию, неизбежны черты, более или менее чувственные, человекообразные, – так, в частности, неизбежно допущены они и в подробном учении о мытарствах, которые проходит человеческая душа при разлучении с телом. А потому надобно твердо помнить наставление, какое сделал ангел преп. Макарию Александрийскому, едва только начинал речь о мытарствах: «земные вещи принимай здесь за самое слабое изображение небесных». Надобно представлять мытарства не в смысле грубом, чувственном, а сколько для нас возможно в смысле духовном, и не привязываться к частностям, которые у разных писателей и в разных сказаниях самой Церкви, при единстве основной мысли о мытарствах, приставляются различными» Эти в высшей степени значительные слова ангела никак нельзя убывать, когда мы соприкасаемся с сообщениями о том мире. Ибо наша человеческая психика очень склонна принимать образы за действительность, в результате чего создаются совершенно искаженные представления не только о рае, аде, мытарствах и т.д., но и о Боге, о духовной жизни, о спасении. Эти искажения легко уводят христианина в язычество. А христианин-язычник – что может быть хуже?
О каких земных и небесных вещах здесь говорится? О мытарствах, которые при всей простоте их земного изображения в православной житийной литературе имеют глубокий духовный, небесный смысл. Ничего подобного нет ни в одном из религиозных учений. Даже католицизм своим догматом о чистилище исказил картину посмертного состояния человека. Чистилище и мытарства – это принципиально разные вещи. Чистилище, в представлениях католических богословов, – это место мучений для возмещения недостатка заслуг человека в удовлетворении правосудию Бога. Мытарства же – это суд совести и испытание духовного состояния души перед лицом любви Божией, с одной стороны, и дьявольских страстных искушений – с другой.
Церковное предание говорит, что мытарств двадцать – двадцать неких проверок состояния души перед, если хотите, ее родным домом, который мы называем Царством Божиим. Это двадцать ступеней восхождения к этому дому, которые могут стать ступенями падения человека – в зависимости от его состояния.
Где-то в 50-х годах умирал один епископ – старенький уже, милый, приятный человек, но духовным и подвижником его назвать было трудно. Очень показательна была его кончина – он все время озирался вокруг себя и говорил: «Всё – не так, всё не так. Совсем не так!»
Его удивление можно понять. Действительно, хотя мы все и понимаем, что там «всё не так», тем не менее невольно представляем себе ту жизнь по образу и подобию жизни этой. И ад, и рай представляем по Данте, и мытарства опять-таки в соответствии с теми картиночками, которые с любопытством разглядываем в простеньких брошюрах. Хотим ли этого или нет, но мы никак не можем отрешиться от этих земных представлений.
И, как ни удивительно, какую-то помощь в понимании этого вопроса нам может оказать современная наука. Например, физики-ядерщики, исследующие мир элементарных частиц, утверждают, что в макромире – то есть в том мире, в котором мы живем, – нет понятий, способных адекватно выразить реальности микромира. Поэтому, чтобы как-то представить их для широкой публики, физики вынуждены находить и придумывать слова, названия и образы, взятые из нашего привычного опыта. Правда, картина подчас вырисовывается фантастическая, но понятная по своим составным частям. Ну, например, представьте – время течет вспять. Что значит – вспять, как это время может течь наоборот? Сначала утка падает, а потом охотник стреляет? Это же абсурд. Но одна из теорий квантовой механики именно таким образом указывает на процессы, происходящие во внутриатомном мире. И, кажется, мы начинаем что-то понимать... хотя и ничего не понимая.
Или взять понятие волночастицы, названное по-английски «вейвикл». Если вдуматься, то это довольно абсурдное выражение – волна не может быть частицей, а частица не может быть волной. Но с помощью этого парадоксального понятия, не вмещающегося в рамки нашего здравого смысла, ученые питаются выразить двойственный характер природы материи на уровне атома, двойственного аспекта элементарных частиц (которые в зависимости от конкретной ситуации проявляются то как частицы, то как волны). Таких парадоксов современная наука предлагает множество. Чем они для нас полезны? Тем, что показывают: если так ограничены возможности человека в познании и выражении на «человеческом языке» реальностей этого мира, то, очевидно, они еще более ограничены в понимании мира того. Это главное, что нужно иметь в виду, пытаясь осмыслить те же мытарства и вообще посмертное существование души. Реальности там совсем другие, там всё не так, как здесь.


ПОСМЕРТНЫЙ ЭКЗАМЕН НА ДОБРО

По церковному учению, после трёхдневного пребывания у гроба душа усопшего с 3-го по 9-й день созерцает райские обители, а с 9-го по 40-й день ей показываются адские мучения. Как можно понимать эти земные образы, «земные вещи»?
Душа, будучи по природе жительницей того мира, освобождаясь от дебелого тела, становится способной совершенно иным, свойственными ей образом, в отличие от тела, видеть тот мир. Там душе всё открывается. И если, как пишет апостол Павел, в земных условиях мы видим «как бы сквозь тусклое стекло, гадательно», то там «лицом к лицу» (1 Кор. 13; 12), то есть так, как есть в действительности. Это видение или познание в отличие от познания земного, носящего в основном характер внешний и часто чисто рассудочный, по смерти тела приобретает иной характер – сопричастности познаваемому. Сопричастность в данном случае означает единение познающего с познаваемым. Так вот душа вступает там в единение с миром духов, ибо, она и сама духовна в этом смысле. Но с какими духами объединяется душа? Можно полагать, что каждая добродетель имеет своего духа, своего ангела – так же, как и каждая страсть имеет своего духа, своего демона. Но об этом несколько позже.
Почему-то обычно считают, что душа испытывается только тогда, когда дело касается ее страстей, то есть в период с 9-го по 40-й день. Однако нет сомнений в том, что, на всё испытывается душа: и на добро, и на зло.
Так вот после трех дней начинаются своего рода испытания личности. Сначала – перед лицом добра. Душа проходит путь по всем добродетелям (по Апостолу, это «любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, кротость, воздержание» и т.д. – Гал. 5; 22). Например, душа оказывается перед лицом кротости. Воспримет ли она ее как то драгоценное качество, к которому стремилась и которое искала в своей земной жизни, хотя и не могла приобрести его в тех условиях, или, напротив, оттолкнется от кротости как от чего-то чуждого и неприемлемого? Соединится ли она с духом кротости или нет? Так, в течение шести земных дней произойдет особое испытание души перед лицом всех добродетелей.
Хочется при этом отметить, что каждая добродетель прекрасна, ибо Сам Бог есть Красота неизреченная, и душа всей своей полнотой видит там красоту этих свойств Божиих. И вот на этом, если хотите, «экзамене на добро» испытывается душа: приобрела ли она в условиях земной свободы хоть какое-то стремление к этой вечной Красоте?


И ЭКЗАМЕН – НА ЗЛО

Подобное же испытание, такой же экзамен души происходит и дальше, с 9-го по 40-й день. Начинается этап, который обычно называют мытарствами. Их двадцать, и о них говорится значительно больше, чем о созерцании красоты добродетелей. Причина этого, видимо, в том, что подавляющее большинство людей неизмеримо больше порабощены страстями, нежели причастны добродетелям. Потому и времени на этот экзамен требуется больше. Здесь открывается душе вся сила каждой ее страсти – ненависти, зависти, гордости, лукавства, блуда, чревоугодия...
Мы все знаем, что значит огонь страсти – несмотря на разум, несмотря на желание добра, несмотря даже на собственное благополучие, человек вдруг подчиняется, например, безумному гневу, алчности, похоти и так далее! Подчиняется «любимой» страсти или страстям. Вот это самое и начинается там, но уже перед лицом не просто совести, не просто убеждений – а перед самой той Святыней, перед лицом той Красоты, которая только что открылась душе во всей возможной для нее полноте. Именно тут и обнажается во всей полноте та сила страсти, какую человек приобрел во время земной жизни. Потому тот, кто не боролся со страстью, а, более того, служил ей, для кого она стала смыслом его жизни, тот и перед лицом самой Любви Божией не сможет отрешиться от нее. Вот и происходит срыв на мытарстве и ниспадение души в лоно бессмысленного и ничем не утолимого огня горения страстью. Ибо в земных условиях страсть иногда на какое-то время еще могла получить себе пищу. Там же действительно открываются муки Тантала.
Кстати, начинаются мытарства с самого, казалось бы, невинного греха. С празднословия. С того, чему мы обычно не придаем никакого значения. Апостол же Иаков говорит прямо противоположное: «...язык... это – неудержимое зло; он исполнен смертоносного яда» (Иак. 3; 8). А Святые Отцы и даже языческие мудрецы называют праздность и ее естественное и обычное проявление – празднословие – матерью всех пороков. Преп. Иоанн Карпафский, например, писал: «Ничто так не расстраивает обычно доброго настроения, как смех, шутки и празднословие».
Двадцать мытарств охватывают, я бы сказал, двадцать категорий страстей, не конкретных грехов, а именно страстей, в каждую из которых входит множество разновидностей грехов. То есть каждое мытарство охватывает целое гнездо родственных грехов. Скажем, воровство. Оно имеет много видов: и прямое, когда в карман к человеку залезли, и бухгалтерские приписки, и нецелевое, в своих интересах, использование бюджетных средств, и взятки с целью наживы и т.д. и т.п. То же самое и в отношении всех прочих мытарств. Итак – двадцать страстей, двадцать экзаменов на грехи.
В очень ярких, земноподобных понятиях и выражениях написано о мытарствах в житии преподобного Василия Нового, где блаженная Феодора рассказывает о происходившем с ней за гранью земной жизни. И читая ее рассказ, невольно вспоминаешь замечательные слова ангела: «Земные вещи принимай здесь за самое слабое изображение небесных». Блаженная Феодора видела там и чудовищ, и огненные озера, и страшные лица, слышала ужасные крики, наблюдала мучения, которым подвергаются грешные души. Все это – «земные вещи». В действительности же, как предупредил нас ангел, это лишь «слабое изображение», слабое подобие тех вполне духовных (и в этом смысле «небесных») событий, которые происходят с душой, неспособной отвергнуть страсти. Там всё не так!
Но почему же в таком случае так показано? Причина в том, что нет других средств предупредить еще живущего человека о тех страданиях, которые ожидают каждого попирающего совесть и истину. Например, как объяснить действие радиации человеку, не имеющему о ней никакого представления и не понимающему губительного ее действия на организм? Видимо, придется сказать, что из этого места исходят страшные невидимые лучи, язычник скорее поймет, если предупредить его, что здесь живут злые духи, или, напротив, это место священное и к нему подходить нельзя…
– Понял, человек?
– Всё понял.
Что же он понял? Не что такое радиация, не то, каким образом она действует, а самое главное: здесь серьезная опасность, нужно быть в высшей степени осторожным. Так и в случае с картинами мытарств. Да, страдания есть, и они обусловлены неправедном образом жизни.
Но блаженная Феодора говорит и о бесах, которые мучают душу за грехи.


СОЕДИНЯЕМСЯ С ДУХОМ БОЖИИМ
ИЛИ С ДЕМОНАМИ-МУЧИТЕЛЯМИ

На основании жития преподобной Феодоры созданы целые иконографические циклы. Возможно, многие видели книжечки с картинками, изображающими различные истязания на мытарствах Фантазия у художников очень сильная, яркая, и потому картинки эти впечатляют. Когда посмотришь – чего там только не происходит: какие мучения, пытки! И мучения там действительно есть, однако носят они совсем другой характер. Это важно знать, поскольку имеет большое значение для понимания загробной участи всех людей, в том числе и нехристиан.
Итак, подходим к вопросу о действии бесов на душу в загробном мире. Очень интересную мысль по этому вопросу высказал святитель Феофан Затворник (Говоров) в толковании на 80-й стих 118-го псалма («Буди сердце мое непорочно во оправданиих твоих, яко да не постыжуся»). Вот как он объясняет последние слова: «Второй момент непостыждения есть время смерти и прохождения мытарств. Как ни дикою кажется умникам мысль о мытарствах, но прохождения ими не миновать. Чего ищут эти мытники в проходящих? Того, нет ли у них ихняго товара. Товар же их какой? Страсти. Стало быть, у кого сердце непорочно и чуждо страстей, у того они не могут найти ничего такого, к чему могли бы привязаться; напротив, противоположная им добротность будет поражать их самих, как стрелами молнийными. На это один из немногоученых вот какую еще выразил мысль: мытарства представляются чем-то страшным; а ведь очень возможно, что бесы, вместо страшнаго, представляют нечто прелестное. Обольстительно-прелестное, по всем видам страстей, представляют они проходящей душе одно за другим. Когда из сердца, в продолжение земной жизни, изгнаны страсти и насаждены противоположныя им добродетели, тогда что ни представляй прелестнаго, душа, не имеющая никакого сочувствия к тому, минует то, отвращаясь от того с омерзением. А когда сердце не очищено, тогда к какой страсти наиболее питает оно сочувствие, на то душа и бросается там. Бесы и берут ее будто друзья, а потом уж знают, куда ее девать. Значит, очень сомнительно, чтобы душа, пока в ней остаются еще сочувствия к предметам каких-либо страстей, не постыдилась на мытарствах. Постыждение здесь в том, что душа сама бросается в ад».
Мысль свт. Феофана идет в русле наставлений преподобного Антония Великого. Приведу и его замечательные слова: «Бог благ и бесстрастен и неизменен. Если кто, признавая благословенным и истинным то, что Бог не изменяется, недоумевает однако ж, как Он (будучи таков) о добрых радуется, злых отвращается, на грешников гневается, а когда они каются, является милостивым к ним; то на сие надобно сказать, что Бог не радуется и не гневается: ибо радость и гнев суть страсти. Нелепо думать, чтоб Божеству было хорошо или худо из-за дел человеческих. Бог благ и только благое творит, вредить же никому не вредит, пребывая всегда одинаковым; а мы, когда бываем добры, то вступаем в общение с Богом, по сходству с Ним, а когда становимся злыми, то отделяемся от Бога, по несходству с ним. Живя добродетельно, мы бываем Божиими, а делаясь злыми, становимся отверженными от него; а сие не то значит, чтобы Он гнев имел на нас, но то, что грехи наши не попускают Богу воссиять в нас, с демонами же мучителями соединяют. Если потом молитвами благотворениями снискиваем мы разрешение в грехах, то это не то значит, что Бога мы ублажили и Его переменили, но что посредством таких действий и обращения нашего к Богу, уврачевав сущее в нас зло, опять соделываемся мы способными вкушать Божию благость; так что сказать: Бог отвращается от злых, есть то же, что сказать: солнце скрывается от лишенных зрения» .
Короче говоря – когда мы ведем жизнь правильную (т.е. праведную), живем по заповедям и каемся в их нарушении, то дух наш соединяется с Духом Божиим, и нам бывает благо. Когда же поступаем против совести, нарушаем заповеди, то дух наш становится единым с демонами-мучителями, и таким образом мы попадаем в их власть. И соответственно степени нашего добровольного согласия на грех, добровольного подчинения себя их власти – они мучают нас. И если на земле еще есть покаяние, то там уже поздно. Но не Бог, оказывается, наказывает нас за грехи, а мы сами страстями своими отдаем себя в руки мучителей. И начинается их «работа» – они своего рода хищники или ассенизаторы, очищающие окружающую среду от нечистот. Вот что происходит с душой по смерти на мытарствах.
Мытарства, таким образом, по существу есть не что иное, как своего рода проверка человека на страсти. Здесь человек показывает себя – кто он есть, к чему он стремился, чего он хотел. Но не только проверка – они и залог возможного очищения души по молитвам Церкви.


«СТРАСТИ В ТЫСЯЧУ РАЗ БОЛЕЕ СИЛЬНЫЕ, ЧЕМ
НА ЗЕМЛЕ...»

Но, видимо, необходимо, еще раз сказать, что же такое страсть. О грехе мы знаем: к примеру, человек обманул, споткнулся, это с каждым бывает. Страсть же есть нечто другое – то, что уже тянет к себе, причем иногда настолько неодолимо, что человек не может с собой справиться. Хотя он прекрасно понимает, что это плохо, что это дурно, что это вредно не только для души (хотя о душе он чаще всего забывает), но и для тела, однако не может с собою справиться. Перед лицом совести, перед лицом, если хотите, собственного блага – не может справиться! О таком состоянии говорят – страсть.
Страсть – это действительно ужасная вещь. Посмотрите, что делают люди в безумии страсти, в рабстве страсти. Убивают, калечат, предают друг друга.
Славянское слово «страсть» означает прежде всего страдание, а также сильное желание чего-либо запрещенного, греховного – то есть в конечном счете тоже страдание. Страсти – это страдания. Христианство и предупреждает, что все страсти, будучи греховными, приносят человеку страдания, и только страдания. Страсти – это обман, это наркотик, это прелесть! По смерти и происходит выявление реального действия страстей, реальной их жестокости.
Все наши грехи совершаются, когда душа соединена с телом. Душа без тела ни добро творить, ни грешить не может. Отцы определенно говорят, что вместилищем страстей является душа, а не тело. Корни страстей не в теле, а в душе. Даже самые грубые телесные страсти коренятся в душе. Поэтому они и не гаснут, не исчезают со смертью тела. С ними человек выходит из этого мира.
Как же проявляют себя эти неизжитые страсти в том мире? Приведу мысль игумена Никона (Воробьева): «Страсти в тысячу раз более сильные, чем на земле, будут, как огнем, палить тебя без какой-либо возможности утолить их» . Это в высшей степени серьезно.
Здесь, на земле, с нашими страстями проще. Вот, я заснул – и все мои страсти уснули. Я, к примеру, так злюсь на кого-нибудь, что готов растерзать его. Но прошло время – и страсть постепенно улеглась. А вскоре и друзьями стали. Здесь с пороками можно бороться. К тому же страсти прикрыты нашей телесностью и поэтому не действуют в полную силу – вернее редко и, как правило, не очень долго так действуют. А вот там человек, освобожденный от телесности, оказывается перед лицом полного их действия. Полного! Их проявлению уже ничто не мешает, тело их не закрывает, никакой сон не отвлекает, никакая усталость не гасит! Словом – непрерывное страдание, поскольку у самого человека нет «какой-либо возможности утолить их»! Плюс к этому бесы прельщают нас и затем разжигают и многократно усиливают действие наших страстей.
Мне рассказывали, как во время Второй мировой войны после снятия Ленинградской блокады уже в тылу к огромной очереди за хлебом подбежала женщина и истерично закричала: «Я из Ленинграда». Все тут же расступились, увидев ее безумные глаза, ее ужасное состояние. Вот что такое лишь одна страсть. Страсть – это тяжелая болезнь, для излечения которой требуется большой труд и долгое время. Потому так опасно не бороться с грехом – часто повторяемый, он переходит в страсть, и тогда наступает настоящая беда не только в этой жизни, но, что в тысячу раз хуже, и в той. А когда в человеке целый букет страстей? Что с ним будет в Вечности?! Если бы только одна эта мысль глубоко укоренилась в нас, мы, без сомнения, уже совсем по-иному стали бы относиться к своей жизни.
Вот почему христианство как религия любви напоминает: помни, человек, ты не смертное, а бессмертное существо и потому готовься к бессмертию. И великое счастье христиан, что они знают об этом и могут готовиться. Напротив, перед каким ужасом оказывается после смерти неверующий и незнающий!
Двадцать мытарств выявляют состояние души человека, они ведь есть не что иное, как двадцать своего рода лакмусовых бумажек, двадцать, если хотите, экзаменов, на которых обнаруживается все ее духовное содержание и определяется ее судьба. Правда, еще не окончательная. Будут еще молитвы Церкви, будет Страшный Суд.


ПОДОБНОЕ СОЕДИНЯЕТСЯ С ПОДОБНЫМ.
СИЛА ПОКАЯНИЯ

Каждая ступень мытарств есть проверка силы укорененности определенной страсти в человеке, когда обнаруживается ее полная сила. Тот, кто не боролся со страстью, кто подчинялся ей, кто жил этой страстью, культивировал ее, отдавал все силы своей души на ее взращивание, – падает, срывается на этом мытарстве. И это – либо падение, либо прохождение мытарства – определяется уже не усилием воли человека, а действием преобладающего в нем духовного состояния. Игумения Арсения, одна из замечательных подвижниц рубежа XX столетия (1905), писала: «Когда человек живет земною жизнью, то он не может познавать, насколько дух его находится в порабощении, в зависимости от другого духа, не может этого вполне познавать потому, что у него есть воля, которой он действует, как когда хочет. Но когда со смертью отнимется воля, тогда душа увидит, чьей власти она порабощена. Дух Божий вносит праведных в вечные обители, просвещая их, освещая, боготворя. Те же души, которые имели общение с дьяволом, будут им обладаемы» .
Иначе сказать, если мы на земле не боремся с малыми искушениями, не противостоим их давлению, то тем самым ослабляем свою волю, постепенно уничтожаем ее. И там перед лицом 1000-кратно большей силы страсти наша воля вообще уже отнимется, и душа окажется во власти демона-мучителя. Вот об этом последнем и хочется еще раз сказать.
Если мы обратимся к описанию мытарств, то всюду находим присутствующих там духов зла – в разных образах. Блаженная Феодора даже описывает вид некоторых из них, хотя понятно, что это лишь слабые подобия их подлинного существа. Самое же серьезное – мы уже подчеркивали это – в том, что, как пишет Антоний Великий, душа, покорившаяся страсти, соединяется там с демонами-мучителями. И это происходит, так сказать, естественно, ибо подобное всегда соединяется с подобным. В условиях земной жизни мы также соединяемся с людьми одного духа. Подчас удивляются – как эти люди сошлись? Потом, при более близком знакомстве, оказывается: да у них же дух один! Они единодушны. Единый дух соединил их.
Когда душа проходит мытарства, она испытывается страстью каждого мытарства, ее духами, демонами-мучителями, и соответственно своему состоянию или отторгается от них, или соединяется с ними, впадая в тяжелейшие страдания.
Есть и другая сторона этих страданий. Тот мир – это мир истинного света, в котором перед всеми откроются все наши грехи; перед лицом всех друзей, знакомых, родных вдруг обнаружится все лукавое, низменное, бессовестное. Только представьте себе такую картину! Потому Церковь и призывает всех к скорейшему покаянию. Покаяние по-гречески – метанойя, то есть изменение ума, образа мыслей, изменение целей своей жизни, стремлений. Покаяние – это и ненависть к греху, отвращение к нему.
Вот как замечательно говорит об этом св. Исаак Сирин: «Поскольку знал Бог Своим милосердным знанием, что если бы абсолютная праведность требовалась от людей, тогда только один из десяти тысяч нашелся бы, кто <мог бы> войти в Царство Небесное, Он дал им лекарство, подходящее для каждого, <а именно> покаяние, так, чтобы каждый день и на всякий миг было для них доступное средство исправления посредством силы этого лекарства и чтобы через сокрушение они омывали себя во всякое время от всякого осквернения, которое может приключиться, и обновлялись каждый день через покаяние» .
Что дает истинное покаяние? Возьмите хотя бы Раскольникова из «Преступления и наказания» Достоевского. Посмотрите: он готов был идти на каторгу, даже с радостью идти, – лишь бы искупить свое зло, вернуть прежнее состояние души. Вот что такое покаяние: это действительно изменение души, ее спасение.
И даже малое стремление к добру и покаяние во зле может стать той каплей, которая склонит чашу весов к Богу. Эта капелька, или, как говорил Варсонофий Великий, этот «медный óбол», совсем вроде ничтожный, становится залогом того, что Господь соединяется с такой душой и побеждает то зло, которое присутствует в ней.
Вот какое огромное значение имеет искреннее покаяние и искренняя борьба в этой нашей жизни. Они становятся залогом спасительного прохождения мытарств.
Мы, христиане, должны быть бесконечно благодарны Богу за то, что Он заранее открыл нам посмертную тайну мытарств, чтобы мы здесь боролись со своими дурными наклонностями, боролись и каялись. Ибо если, повторюсь, у человека есть хотя бы маленький росточек такой борьбы, если есть хоть какое понуждение к жизни по Евангелию, то тогда Господь Сам восполнит недостающее и освободит нас из рук демонов-губителей. Истинно слово Христово: «в малом ты был верен, над многим тебя поставлю; войди в радость Господина твоего» (Мф. 25; 23).
Христианство дает величайшее средство спасения человека – покаяние. Господь хочет, чтобы мы и здесь, и тем более после смерти не страдали. Потому Церковь призывает: человек, пока не поздно, примись за себя…


МЫ СВОБОДНЫ ТВОРИТЬ ДОБРО И ЗЛО

Почему, говоря о посмертном пути человека, постоянно подчеркиваем, что он есть испытание души – сначала на добро, а потом на зло? Почему именно испытание?
Потому что Бог в самом творении человека дал ему Свой образ, который предполагает такую свободу, которой Бог Сам не может коснуться. Ибо Ему нужны свободные личности, а не рабы. Спасение – это свободное, по любви к истине, святости и красоте Его избрание, а не ради «духовных» наслаждений или угрозы наказания.
Почему Бог смирился до креста, а не явился миру всевластным, мудрейшим, непобедимым царем? Почему Он пришел к людям не патриархом, не архиереем, не богословом, не философом, не фарисеем, а нищим, бездомным, с земной точки зрения, последним человеком, у которого нет ни одного внешнего преимущества ни перед одним человеком? Причина этого очевидна: власть, могущество, внешний блеск, слава, безусловно, увлекли бы весь мир, все рабски поклонились бы Ему и «приняли» Его учение, чтобы получить как можно больше... хлеба и зрелищ. Христос же хотел, чтобы ничто, кроме истины, не привлекало к Нему человека, ничто внешнее не подменяло ее, не стояло на пути ее принятия. Не случайно Господь произнес такие многозначительные слова: «Я на то родился и на то пришел в мир, чтобы свидетельствовать об истине; всякий, кто от истины, слушает гласа Моего» (Ин. 18; 37). Внешние эффекты – это идолы, которые на протяжении всей истории человечества пытаются подменить собою Бога.
К сожалению, по пути внешнего, так называемого «церковного» благолепия, а точнее, чисто мирского блеска пошла во многом и церковная жизнь. Так и вспоминаются слова одного американца-протестанта, который, не только не стесняясь, но, напротив, с гордостью делился: «У нас в церкви все должно развлекать, чтобы привлечь народ». А закон духовный известен: чем больше снаружи, тем меньше внутри. Еще в начале XVI века преподобный Нил Сорский пытался защитить нестяжательность в монашестве, выступал против всякой роскоши, богатства и имений в Церкви как унижающих ее и противоестественных, но его голос не был принят, точнее, был отвергнут – процесс обмирщения христианского сознания оказался уже необратимым. И совершенно очевидно, что он и привел к расколу XVII века, Петру I, Октябрьской революции, а в конце XX века – к так называемой «перестройке». И приведет к еще худшему. Ибо Церковь является «закваской» общества, и ее духовное состояние обусловливает внутреннее и внешнее благосостояние народа.
Святитель Филарет Московский в XIX веке с горечью говорил: «Как скучно видеть, что монастыри все хотят богомольцев, то есть сами домогаются развлечения и искушения. Правда, им недостает иногда способов, но более недостает нестяжания, простоты, надежды на Богам вкуса к безмолвию». И он же: «Если бы надлежало объявить войну какой одежде, то, по моему мнению, не шляпам священнических жен, но великолепным рясам архиереев и священников. По крайней мере, это во-первых, но сие-то и было забыто. «Священницы Твои, Господи, да облекутся правдою» (праведностью)». Найдется, возможно, и сейчас святитель, который скажет подобное о современной церковной жизни.
Так вот Господь своим пришествием показал, что он есть не только величайшая Любовь; но и величайшее Смирение, и Он не может оказать никакого, даже малейшего, давления на человеческую свободу, поэтому спасение возможно каждому, кто свободно примет Бога, ответит на Любовь любовью. Отсюда становится понятным, почему так важны земные условия жизни. Только находясь в теле, человек является человеком во всей полноте и может творить добро или зло, грешить, нарушать заповеди, или каяться и вести праведную жизнь. На земле осуществляется наша свобода, наш выбор. По смерти уже нет выбора, а происходит реализация совершенного на земле выбора, обнаруживаются плоды земной жизни. Душа просто оказывается перед лицом результата всей земной деятельности человека. Поэтому там, в ином мире человек уже бессилен изменить себя – ему можно лишь помочь. Но об этом позже.
Что же происходит в той жизни дальше, после того, как душа прошла испытания с 9-го по 40-й день?
В этот день подводится, можно сказать, первоначальный итог жизни. 40-й день, если хотите, – это первое собирание плодов земной жизни человека. Церковь учит, что душа предстает престолу Божию, перед которым происходит Божие определение о человеке. Но точно также правильно будет сказать: происходит самоопределение человека перед лицом Божиим. Ведь Бог никакого насилия ни над одной личностью не совершает. Бог есть величайшая, предельная Любовь и Смирение. Потому, когда в 40-й день душа каким-то особенным образом предстоит Богу, то, видимо, здесь ей во всей полноте открывается ее духовное состояние и происходит ее естественное соединение или с Духом Божиим, или с духами мучительных страстей. Это Церковь называет частным судом, частным определением личности.
Только суд этот необычный – не Бог человека судит и осуждает, а человек, оказавшись перед лицом Божественной святыни, сам или восходит к Нему, или, напротив, ниспадает в бездну. И все это зависит уже не от его воли, а от того духовного состояния, которое явилось результатом всей его земной жизни.
Однако определение Божие в 40-й день, по учению Церкви, – это все же не последний суд. Будет другой и окончательный, он называется Страшный Суд. На нем участь многих и многих людей, по молитвам Церкви, изменится.


                                                                стрелка                                стрелка                                        


       

 

 Новый Завет  Лекарственные средства  Лекарственные средства

  «Спартак» Новолукомль  
 Фотвид     RPBel-Каталог сайтов, видео каналов, страниц соц.сетей



             Контакты:
     aerchenko@mail.ru